После регистрации вы сможете участвовать в конкурсах, дискутировать с другими пользователями, получать информацию об интересующих вас командах и настроить сайт по собственному вкусу.
Германия очень активно начала матч. Уже на восьмой минуте немцы создали первый опасный момент. Кроос выполнил подачу в штрафную площадь со стандарта, Хедира пробил под перекладину, Козачик в прыжке перевел мяч на угловой. Но как раз с углового Германия и забила мяч. Кроос выполнил подачу в штрафную площадь, защитники сборной Словакии выбили мяч точно на Боатенга, который в касание из-за пределов штрафной площади поразил ворота Козачика. Уже через несколько минут в ворота Словакии был назначен пенальти. Шрктел в собственной штрафной площади нарушил правила против Гомеса, Марциняк все видел и уверенно указал на "точку". К мячу подошел Месут Озил и на технику пробил в правый от себя угол ворот, мяч в броске парировал Козачик. В середине тайма Гомес в штрафной площади выиграл верховую борьбу у Дюрицы и сбросил мяч на Озила, Месут пробил по воротам, мяч пролетел рядом со штангой. Через несколько минут Мюллер пробил по воротам с линии штрафной площади, Козачик вновь был надежен. В конце первой половины матча Дракслер отметился неплохим ударом по воротам из-за пределов штрафной площади, мяч пролетел рядом со штангой. Через несколько минут Пекарик выполнил подачу в штрафную площадь с правого фланга, Куцка головой пробил под перекладину, Нойер в прыжке перевел мяч на угловой. А уже после этого Германия провела очередную свою атаку, которая завершилась взятием ворот. Дракслер с левого фланга ворвался в штрафную площадь и выполнил передачу на Гомеса, Марио в касание пробил по воротам и мяч оказался в сетке.
В начале второго тайма Куцка выполнил неплохой удар по воротам из-за пределов штрафной площади, Нойер без особых пробем смог забрать мяч. В середине тайма Германия провела очередную успешную атаку и забила третий мяч. Кроос выполнил подачу в штрафную площадь с углового, Хуммельс в борьбе выполнил скидку на Дракслера, а Юлиан вколотил мяч под перекладину. Через несколько минут Дюрица пробил по воротам из-за пределов штрафной площади, мяч пролетел рядом со штангой. Концовка матча прошла уже без опасных моментов, что позволило Германии спокойно закончить встречу с разгромным счетом.
Zena Koroleva Раньше я не думала, что призвание писателя может быть лучше призвания моряка. Теперь я в этом абсолютно уверена. Совсем недавно мы с мамой добились того, что роман отца вышел в печать. До сих пор вспоминаю, как висела у него на спине тогда, мечтая стать кровь от крови, такой же.
— Доча, ты как папа, такой же бравый моряк. Вперёд.
Мама в меня всегда верила, какой бы дерзкой ни была задумка. Но я же действительно кровь от крови его. И плоть от её плоти. А значит, должна суметь.
Zena Koroleva Сборник прекрасных сказок. Моих самых-пресамых любимых. Он до сих пор знает, что именно я обожаю. Тот ещё выдумщик. С красивыми раскрашенными картинками. «Я взял для рисунков твои цветные карандаши, надеюсь, ты не против». Папа, да что ты, да я же… как я тебя люблю.
Zena Koroleva Наутро мама развесила в дверных проемах и на веранде трубчатые колокольчики. Ветер гудел и звонил, дом наполнился серебряным звуком. Именно тогда мама показала мне мою книгу. Мы сидели на веранде, и она протянула мне рукопись.
Zena Koroleva Наброски были для меня гораздо интересней финальной редакции, зачитанной до дыр. Они были как лоскутное одеяло. Это был весь отец, нараспашку, с мыслями по бокам и зарисовками прямо среди текста. Я листала его записи всю ночь. Бесчисленное число тетрадей пряталось по книжным полкам его кабинета. В поисках глав, я ещё раз открыла для себя его библиотеку, как в детстве.
Zena Koroleva В отцовской рукописи я заметила склеенные страницы после каждой главы. На полях запись карандашом: « Моё пребывание на суше – признак большой удачи, я знаю, как много на море смертей. Но незаконченные книги – плохой тон. И я буду заканчивать её каждый раз. Это книга о конце, если хотите.» Читала и плакала. Среди концовок не было ни одной плохой. Влюблённые встречались в кафешке уже стариками, обретали крылья, дружили семьями, обменивались трофеями, уходили в закат. В одной из последних они уплыли на корабле. Как он. Черт, снова реву.
Zena Koroleva Однажды вечером смотрели на его фотографии у камина. За окном, как назло, шёл дождь. Как в тот день, когда он не приехал. Мама выбежала из комнаты. Я тихо пошла за ней в ванную. Отобрала лезвие. Уложила на кровать, долго гладила по волосам. Он был её жизнью, да.
Zena Koroleva А потом мы побежали к морю. Сидели там с термосом и ждали. Не говоря ни слова, потому что как ты выскажешь отчаяние, которое рвётся из груди, тупо и просто, как чайки на берегу.
Пришло письмо из порта – простите-извините, ваш муж оказал всем нам большую услугу, за что вам уважение и почёт, но помогать мы вам тоже не будем, потому что не так уж много он и сделал. Три Самых Страшных Слова. Он Не Вернётся. Мы ходили к морю ещё где-то полгода. Мы умеем ждать. И надеяться тоже. Умеем.
Zena Koroleva Дело в том, что отец не вернулся. Сначала мы думали, что это задержка, крепились, улыбались друг другу, а каждый разговор сводился к тому, что, наверное, он скоро вернется, не наверное – конечно, выяснится, что застоялись в порту. Или неприятности с начальством. Или пережидают непогоду, вот какой шквалистый ветер. Но мы знали, что обычно для отца это не помеха.
Zena Koroleva И так довольно долго продолжалось. Я приезжала на каникулы, мама говорила, что теперь у неё в доме два моряка, мы смеялись и шли в дом. Отец тоже пытался приехать так, чтобы увидеть меня. Но потом, как полагается, всё пошло к чертям.
Zena Koroleva Я училась в университете, и гораздо реже виделась с родителями. Скучала невероятно, но кто ж говорил, что будет легко. Мама присылала длинные письма каждые три дня. В них были фотографии, засушенные цветы, сплетни обо всех наших городских девочках, вырезки из журналов – то, что она показывала и говорила мне всегда. От отца же приходили письма с рассказами – он записывал сказки, которые рассказывал мне в детстве. В конвертах были браслеты из ракушек и бисера, листочки с рецептами необыкновенных блюд, красивые фантики. Тот ещё выдумщик.
Zena Koroleva Роман, не такой, которым увлекаются в четырнадцать или восемьдесят, а похожий на карту сокровищ. Он рассказывал о двух влюблённых, которые путешествовали по миру и нечаянно встречались в разных местах, то узнавая друг друга, то – нет. Их разные, на первый взгляд, жизни, были описаны так, что кажется, будто они – отражение друг друга, близнецы, части чего-то целого. Ослепительно прекрасные, до боли близкие; казалось, я видела по пути в школу, как он проходил по нашему городу. Книга моего отца стала любимой. Сочинения борца с пиратами перечитывались мной до тех самых пор, пока мне не пришлось переехать.
Конечно, кольнуло, что не мне, или хотя бы не нам обеим, но сюжет оказался так прекрасен, что после прочтения я взобралась на отцовскую спину и долго на ней висела. Я только тогда полностью ощутила, сколько в одном человеке может быть прекрасного. Удержать бы подольше, приобщиться бы, стать бы кровь от крови.
Zena Koroleva Перед тем как отправиться в очередное плавание, он садился и работал. Над маршрутом, говорил он сначала; над книгой, сказал он потом, когда я была уже старше. После даже дал прочитать первую часть.
Zena Koroleva Когда отец был на берегу, мама была счастлива. Он приносил ей ромашки вместе с кофе в пять утра, возил нас на пикник, сам готовил какие-то чудесные заморские блюда, читал старые книги по вечерам. Мама много смеялась, пекла с ним тыквенный пирог, курила вишнёвый табак из его красивой трубки, продавала на базаре ловцы снов и поделки из стекла – для собственного удовольствия. Я была счастлива тоже, потому что видела их такими радостными и купалась в родительской заботе, постоянно пела и бегала.
Zena Koroleva Когда отец был на берегу, мы слушали, затаив дыхание, заглядывая в тёмные глаза. Он рассказывал о том, как видел звёзды, падающие прямо в воду, о гигантских осьминогах, которые тащили в глубину рыбацкие суда, о схватках с пиратами и помощи ледоколам. Но мой отец всё-таки был больше писателем, чем моряком. Откуда мне было знать, что пиратов в наших краях не водится, а всякие чудовища не поднимают щупальца вдалеке от городов. В его историях жесткая правда о морской жизни была переплетена со сказкой так плотно, что даже сейчас я не всегда могу их различить.
Zena Koroleva Собирая гальку возле нашего дома на берегу, запуская модели кораблей и пытаясь ловить крабов, я никогда не думала, что призвание писателя может быть лучше призвания моряка. Я была дочерью морского волка – это надо же. Все мальчишки хотели водить со мной знакомство из-за рассказов моего родителя(и из-за всяких морских штуковин, которые я умела доставать как никто другой). Мои носки всегда были влажными от морских волн, а косички пахли солью и водорослями.
Zena Koroleva Мою маму, особу без-пяти-минут-королевских кровей, отец называл Анютой. Не Аннет как родители, не Анна, как всякие прочие, а по-домашнему фамильярно. Высокая родня фыркала в чашки с чаем, а мама ластилась к нему как кошка. Кошка бывалого моряка. Сразу становилось понятно, что он необыкновенный. Со всех точек зрения.
2
+++++
а еще больше напоминает вынос помойки от могучего Уэльса, даже счет такой же
Тебе я смотрю заняться нечем,кроме как спамить?
..ну как-то прилично совсем...никакого постмодернизма....и прочего.... не?
Я открываю компьютер и начинаю писать
Раньше я не думала, что призвание писателя может быть лучше призвания моряка. Теперь я в этом абсолютно уверена. Совсем недавно мы с мамой добились того, что роман отца вышел в печать. До сих пор вспоминаю, как висела у него на спине тогда, мечтая стать кровь от крови, такой же.
— Доча, ты как папа, такой же бравый моряк. Вперёд.
Мама в меня всегда верила, какой бы дерзкой ни была задумка. Но я же действительно кровь от крови его. И плоть от её плоти. А значит, должна суметь.
Сборник прекрасных сказок. Моих самых-пресамых любимых. Он до сих пор знает, что именно я обожаю. Тот ещё выдумщик. С красивыми раскрашенными картинками. «Я взял для рисунков твои цветные карандаши, надеюсь, ты не против». Папа, да что ты, да я же… как я тебя люблю.
Наутро мама развесила в дверных проемах и на веранде трубчатые колокольчики. Ветер гудел и звонил, дом наполнился серебряным звуком. Именно тогда мама показала мне мою книгу. Мы сидели на веранде, и она протянула мне рукопись.
«Нина, я посвящаю это тебе.»
Наброски были для меня гораздо интересней финальной редакции, зачитанной до дыр. Они были как лоскутное одеяло. Это был весь отец, нараспашку, с мыслями по бокам и зарисовками прямо среди текста. Я листала его записи всю ночь. Бесчисленное число тетрадей пряталось по книжным полкам его кабинета. В поисках глав, я ещё раз открыла для себя его библиотеку, как в детстве.
В отцовской рукописи я заметила склеенные страницы после каждой главы. На полях запись карандашом: « Моё пребывание на суше – признак большой удачи, я знаю, как много на море смертей. Но незаконченные книги – плохой тон. И я буду заканчивать её каждый раз. Это книга о конце, если хотите.» Читала и плакала. Среди концовок не было ни одной плохой. Влюблённые встречались в кафешке уже стариками, обретали крылья, дружили семьями, обменивались трофеями, уходили в закат. В одной из последних они уплыли на корабле. Как он. Черт, снова реву.
Однажды вечером смотрели на его фотографии у камина. За окном, как назло, шёл дождь. Как в тот день, когда он не приехал. Мама выбежала из комнаты. Я тихо пошла за ней в ванную. Отобрала лезвие. Уложила на кровать, долго гладила по волосам. Он был её жизнью, да.
А потом мы побежали к морю. Сидели там с термосом и ждали. Не говоря ни слова, потому что как ты выскажешь отчаяние, которое рвётся из груди, тупо и просто, как чайки на берегу.
Пришло письмо из порта – простите-извините, ваш муж оказал всем нам большую услугу, за что вам уважение и почёт, но помогать мы вам тоже не будем, потому что не так уж много он и сделал. Три Самых Страшных Слова. Он Не Вернётся. Мы ходили к морю ещё где-то полгода. Мы умеем ждать. И надеяться тоже. Умеем.
Дело в том, что отец не вернулся. Сначала мы думали, что это задержка, крепились, улыбались друг другу, а каждый разговор сводился к тому, что, наверное, он скоро вернется, не наверное – конечно, выяснится, что застоялись в порту. Или неприятности с начальством. Или пережидают непогоду, вот какой шквалистый ветер. Но мы знали, что обычно для отца это не помеха.
И так довольно долго продолжалось. Я приезжала на каникулы, мама говорила, что теперь у неё в доме два моряка, мы смеялись и шли в дом. Отец тоже пытался приехать так, чтобы увидеть меня. Но потом, как полагается, всё пошло к чертям.
Я училась в университете, и гораздо реже виделась с родителями. Скучала невероятно, но кто ж говорил, что будет легко. Мама присылала длинные письма каждые три дня. В них были фотографии, засушенные цветы, сплетни обо всех наших городских девочках, вырезки из журналов – то, что она показывала и говорила мне всегда. От отца же приходили письма с рассказами – он записывал сказки, которые рассказывал мне в детстве. В конвертах были браслеты из ракушек и бисера, листочки с рецептами необыкновенных блюд, красивые фантики. Тот ещё выдумщик.
Роман, не такой, которым увлекаются в четырнадцать или восемьдесят, а похожий на карту сокровищ. Он рассказывал о двух влюблённых, которые путешествовали по миру и нечаянно встречались в разных местах, то узнавая друг друга, то – нет. Их разные, на первый взгляд, жизни, были описаны так, что кажется, будто они – отражение друг друга, близнецы, части чего-то целого. Ослепительно прекрасные, до боли близкие; казалось, я видела по пути в школу, как он проходил по нашему городу. Книга моего отца стала любимой. Сочинения борца с пиратами перечитывались мной до тех самых пор, пока мне не пришлось переехать.
«Анюта, я посвящаю это тебе.»
Конечно, кольнуло, что не мне, или хотя бы не нам обеим, но сюжет оказался так прекрасен, что после прочтения я взобралась на отцовскую спину и долго на ней висела. Я только тогда полностью ощутила, сколько в одном человеке может быть прекрасного. Удержать бы подольше, приобщиться бы, стать бы кровь от крови.
Перед тем как отправиться в очередное плавание, он садился и работал. Над маршрутом, говорил он сначала; над книгой, сказал он потом, когда я была уже старше. После даже дал прочитать первую часть.
Когда отец был на берегу, мама была счастлива. Он приносил ей ромашки вместе с кофе в пять утра, возил нас на пикник, сам готовил какие-то чудесные заморские блюда, читал старые книги по вечерам. Мама много смеялась, пекла с ним тыквенный пирог, курила вишнёвый табак из его красивой трубки, продавала на базаре ловцы снов и поделки из стекла – для собственного удовольствия. Я была счастлива тоже, потому что видела их такими радостными и купалась в родительской заботе, постоянно пела и бегала.
Когда отец был на берегу, мы слушали, затаив дыхание, заглядывая в тёмные глаза. Он рассказывал о том, как видел звёзды, падающие прямо в воду, о гигантских осьминогах, которые тащили в глубину рыбацкие суда, о схватках с пиратами и помощи ледоколам. Но мой отец всё-таки был больше писателем, чем моряком. Откуда мне было знать, что пиратов в наших краях не водится, а всякие чудовища не поднимают щупальца вдалеке от городов. В его историях жесткая правда о морской жизни была переплетена со сказкой так плотно, что даже сейчас я не всегда могу их различить.
Собирая гальку возле нашего дома на берегу, запуская модели кораблей и пытаясь ловить крабов, я никогда не думала, что призвание писателя может быть лучше призвания моряка. Я была дочерью морского волка – это надо же. Все мальчишки хотели водить со мной знакомство из-за рассказов моего родителя(и из-за всяких морских штуковин, которые я умела доставать как никто другой). Мои носки всегда были влажными от морских волн, а косички пахли солью и водорослями.
Мою маму, особу без-пяти-минут-королевских кровей, отец называл Анютой. Не Аннет как родители, не Анна, как всякие прочие, а по-домашнему фамильярно. Высокая родня фыркала в чашки с чаем, а мама ластилась к нему как кошка. Кошка бывалого моряка. Сразу становилось понятно, что он необыкновенный. Со всех точек зрения.
А ещё отец писал роман.
Барся Шампион
угу! было бы тоже самое)
пора и роналду выгнать, он тоже пенку не забил